БАКУ /Trend/ - Решение Верховного суда Израиля от 19 ноября 2025 года, обязывающее правительство в течение 45 дней разработать систему уголовных, финансовых и административных санкций против уклоняющихся от службы ультраортодоксальных евреев, формально завершает 70-летний период институционализированного исключения целого сектора граждан из режима всеобщего воинского призыва. Суд не только подтвердил собственную позицию 2017 и 2024 годов о неконституционности blanket-освобождений, но и квалифицировал бездействие государства как «массовое уклонение от призыва», усугубляющееся в условиях войны после 7 октября 2023 года.
На поверхностном уровне речь идет о корректировке несправедливого распределения бремени службы. Однако в стратегическом измерении вопрос глубже: демографически растущий сектор харедим, составляющий около 14% населения и демонстрирующий самый высокий коэффициент рождаемости в стране, практически не участвует ни в военной службе, ни в несении резервистских обязанностей. Это создает разрыв между моделью «всеобщей обязанности» и фактической структурой сил, опирающейся на ограниченное ядро мотивированных призывников и резервистов.
Как демонтаж режима воинских льгот для харедим меняет долгосрочную устойчивость израильской модели национальной безопасности, конфигурацию отношений «армия – общество – религиозные общины» и поле коалиционной политики, и какие сценарии развития вытекают из сочетания демографической динамики, судебного активизма и затяжной войны?
Ответ на этот вопрос требует выхода за рамки узко-правовой дискуссии о равенстве и уклонении от службы. Проблема пересечения демографии, безопасности и религии превращается в тест на способность Израиля одновременно сохранять боеспособность в условиях многолетней войны, поддерживать социальную сплоченность и управлять глубокими институциональными изменениями без входа в спираль затяжного внутреннего конфликта.
Методологический подход
Для анализа используются несколько взаимосвязанных оптик.
Во-первых, институциональный подход, рассматривающий эволюцию правового режима отсрочек и решений Верховного суда (БАГАЦ) в контексте базовых законов Израиля и судебной практики по принципу равенства бремени. Он опирается на анализ решений 2017 года, постановления от июня 2024 года, обязывающего начать призыв около 63 тысяч студентов ешив, и решения ноября 2025 года о переходе к системному enforcement через уголовные и экономические санкции.
Во-вторых, демографическо-структурный анализ, основанный на данных Израильского института демократии (IDI), Института исследований национальной безопасности (INSS), Еврейского народного политического института (JPPI) и профильных исследований по обществу харедим. Он позволяет оценить, как изменение доли харедим в населении и в призывных когортах влияет на устойчивость модели массовой армии и резервистской системы.
В-третьих, подход гражданско-военных отношений, анализирующий разрыв между группами, несущими основное бремя службы (светские евреи и религиозные сионисты), и теми, кто от нее освобожден, на фоне падения доверия к институтам и роста восприятия внутренних угроз как приоритетных по сравнению с внешними.
В-четвертых, сценарный и сравнительный анализ, сопоставляющий израильский кейс с практиками других государств с сильной ролью призыва и религиозных/идеологических исключений — от Финляндии с максимально «равноправной» системой всеобщей воинской обязанности до Южной Кореи и стран Совета Европы, где режим альтернативной службы формировался под влиянием решений конституционных судов и Европейского суда по правам человека.
Наконец, используется политико-экономический подход, учитывающий резко возросшие расходы на оборону после 2023 года, рост дефицита бюджета и долговой нагрузки и соответствующие предупреждения международных организаций и израильских экономистов о том, что текущая комбинация высокой военной нагрузки и низкого участия растущих секторов в налоговой и трудовой базе экономически неустойчива.
Правовой и политический контекст: от временной отсрочки к конституционной развилке
Историческая специфика израильского режима призыва заключается в том, что с момента образования государства в 1948 году отсрочка для небольшого числа студентов ешив рассматривалась как временная и целевая мера — тогда речь шла примерно о 400 учащихся. К началу 2020-х годов, по данным IDI и JPPI, число харедим выросло до 1,33–1,39 млн человек, то есть около 13,6–14% населения.
При этом количество получающих отсрочку или фактическое освобождение от военной службы достигло десятков тысяч ежегодно, а общий пул студентов ешив, формально подпадающих под призыв, оценивается в 60–63 тысячи человек.
В 2017 году Верховный суд признал существующий закон, закрепляющий льготы для учащихся религиозных заведений, противоречащим принципу равенства, но дал правительству время на разработку новой правовой конструкции. Попытки заменить «закон Таля» и последующие временные режимы регулирования призыва харедим проваливались в Кнессете на фоне хронической коалиционной зависимости от ультраортодоксальных партий.
Ключевую черту этой конфигурации задала война, начавшаяся после атаки ХАМАС 7 октября 2023 года и переросшая в широкомасштабный многократный конфликт с участием Хезболлы, иранских прокси и других региональных игроков. По данным SIPRI и израильского Минфина, военные расходы Израиля в 2024 году выросли до 8,4–8,8% ВВП, став вторыми в мире по доле в национальном продукте, а суммарные затраты на войну в Газе и на севере превысили 30 млрд долларов, резко увеличив дефицит бюджета и государственный долг.
На этом фоне решение Верховного суда от 25 июня 2024 года стало не только юридическим, но и политико-стратегическим водоразделом. Суд в единогласном составе указал, что в условиях «тяжелой войны» неравенство в распределении бремени службы становится «особенно острым», а отсутствие закона, закрепляющего льготы, означает, что правительство обязано начать фактический призыв студентов ешив и прекратить бюджетное финансирование учреждений, чьи ученики не подлежат службе.
Решение от 19 ноября 2025 года закрепило следующую фазу: БАГАЦ не только подтвердил обязательность призыва, но и потребовал в течение 45 дней создать систему уголовного преследования и экономических санкций против уже признанных уклонистов, прямо заявив, что бездействие государства превратилось в режим «организованного отказа от исполнения закона» и дискриминирует остальное население.
В совокупности эти решения означают переход от «секторального компромисса» к судебно навязанной трансформации базовой модели взаимоотношений между государством, армией и ультраортодоксальными общинами. Суд выступает как главный агент изменения в условиях, когда правительство, зависящее от голосов религиозных партий, не способно выработать устойчивую политическую сделку. Это усиливает и без того сложную конфигурацию разделения властей, а также повышает риск того, что конфликт вокруг призыва харедим будет все чаще восприниматься как конфликт легитимности самого судебного института.
Демография, безопасность и несущая способность модели массовой армии
Демографический параметр делает вопрос харедимского призыва не временным «кризисом справедливости», а вопросом устойчивости всей архитектуры безопасности Израиля в горизонте 20–40 лет.
По данным IDI и Haredi Institute, численность харедим выросла с примерно 750 тысяч в 2009 году до около 1,33–1,34 млн к концу 2023 года. Их доля в населении оценивается в 13,6–14%, при этом около 60% представителей этого сектора моложе 20 лет, что радикально отличает его возрастную пирамиду от остальной части общества. Фертильность в обществе харедим составляет в среднем 6,4 ребенка на женщину, что более чем вдвое превышает показатели нехаредимских израильских евреев (около 2,5 ребенка).
Долгосрочные прогнозы JPPI и Центрального бюро статистики показывают, что при сохранении текущих трендов доля харедим в населении достигнет около 16% к 2030 году и может вырасти до 32% к 2065 году, при этом до 40% еврейского населения будут относиться к этому сектору. Даже с учетом последних оценок, указывающих на некоторое замедление роста, динамика остается экспоненциальной по отношению к остальной части общества.
С точки зрения обороны это означает, что все большая доля мужских когорт призывного возраста относится к группе, традиционно не участвующей ни в срочной службе, ни в резерве. По данным IDI, к 21 году в армии служили или успели отслужить около 88% еврейских мужчин, за исключением харедим, тогда как среди мужчин харедим к 24 годам в армии побывали лишь порядка 1,7%. На фоне войны это приводит к тому, что нагрузка на призванных и резервистов нехаредимского сектора достигает предела — сотни тысяч людей проводят месяцы в форме, в то время как целые кварталы, города и общины практически не представлены в армии и резерве.
Израильская модель безопасности традиционно опиралась на три столпа: качественное технологическое преимущество, высокий уровень мотивации и готовности граждан к службе и широкую резервистскую базу. Резкий рост военных расходов до почти 9% ВВП и многолетняя перспектива высокой оборонной нагрузки означают, что без расширения человеческого ресурса — через более широкую мобилизацию или изменение структуры службы — система будет испытывать нарастающий дефицит кадров.
При этом демографическая траектория харедим усугубляет и фискальные риски. Исследования экономиста Дана Бен-Давида и OECD сходятся в оценке того, что значительная часть будущих когорт, выходящих на рынок труда, получает образование, не включающее базовых навыков математики, английского и естественных наук, что ограничивает их участие в высокопродуктивных секторах экономики. Уже сегодня, по оценкам Бен-Давида, верхние 20% налогоплательщиков обеспечивают подавляющую часть подоходного налога, в то время как почти половина населения зарабатывает слишком мало, чтобы платить подоходный налог.
Стратегический риск заключается в том, что в горизонте одного-двух поколений сочетание высокой доли харедим в населении, низкой вовлеченности в военную службу и ограниченного участия в формальной экономике может подорвать способность Израиля одновременно финансировать армию, социальное государство и инфраструктуру роста. Это превращает вопрос призыва харедим из морально-политической дилеммы в ключевой элемент демографически обусловленной безопасности.
Коалиционная архитектура и институциональная ловушка
Политическая система Израиля усиливает структурный характер проблемы. Пропорциональная система и низкий электоральный барьер делают религиозные партии постоянными коалиционными «пивотами». Для формирования большинства в 120-местном Кнессете необходимо как минимум 61 место. На практике ни одна крупная партия в последние десятилетия не достигает этой планки, а правительства формируются за счет альянса с меньшими фракциями, среди которых партии харедим традиционно играют ключевую роль.
В условиях войны 2023–2025 годов и обострения общественного запроса на «равенство бремени» эта зависимость приобрела характер институциональной ловушки. С одной стороны, по данным опросов IDI и других исследовательских центров, подавляющее большинство израильтян выступают за реформу модели службы харедим и за более равномерное распределение обязанностей по обеспечению безопасности. Исследования JPPI и INSS фиксируют, что именно внутренние социально-национальные напряжения, а не внешние угрозы воспринимаются сегодня как основной риск для государства. В сентябре 2025 года 58% респондентов в опросе INSS назвали внутренние угрозы главным поводом для беспокойства, и лишь 30% — внешние.
С другой стороны, ультраортодоксальные партии прямо увязывают свое участие в коалиции с сохранением или реставрацией льгот. В 2024–2025 годах попытки провести компромиссный законопроект о призыве харедим уже неоднократно приводили к правительственным кризисам, выходу одной или двух харедимских партий из правительства или угрозе блокировать бюджет.
Судебное вмешательство в виде решений 2024 и 2025 годов резко сократило политическое пространство маневра. Правительство де-факто лишено возможности законодательным образом вернуть общий режим отсрочек, не вступив в прямой конфликт с Верховным судом. Одновременно судебная власть берет на себя функцию «агента равенства», при этом не располагая инструментами для конструирования устойчивых политических сделок между секторами. В результате конфликт о призыве харедим обретает двойную природу: он становится и спором о справедливом распределении бремени, и частью более широкой борьбы вокруг полномочий БАГАЦ и границ судебного активизма.
Для коалиционной архитектуры это означает хроническую нестабильность. Даже если правительство сохраняет формальное большинство, каждый очередной этап реализации судебных решений (от прекращения финансирования ешив до уголовного преследования уклонистов) угрожает новой волной политического шантажа со стороны религиозных партий и повышает риск досрочных выборов в условиях затяжной войны.
Гражданско-военный разрыв и социальная сплоченность
С военной точки зрения, кризис вокруг призыва харедим усиливает давно существующий разрыв между группами, несущими основное бремя службы, и группами, которые объективно остаются «вне игры». Этот разрыв имеет как объективное измерение — в статистике мобилизации и резервистской нагрузки, так и субъективное — в восприятии справедливости и солидарности.
По данным опросов, проводимых INSS и другими центрами, значительная часть еврейского населения рассматривает политику не-призыва харедим как прямую угрозу национальной безопасности и фактор, подрывающий мотивацию к службе. Еще до последнего решения суда более 60% израильских евреев оценивали нынешний режим льгот как угрозу безопасности и несправедливое распределение бремени.
Практика мобилизации после 7 октября 2023 года усилила этот разрыв. Резервисты из городов с преобладанием светских и религиозно-сионистских жителей проводили месяцы на фронте, в то время как города с высокой долей харедим были практически освобождены от массового призыва. Ощущение «двух Израилей» — воюющего и наблюдающего — стало мощным эмоциональным фактором, выходящим за рамки статистики.
С другой стороны, в самом обществе харедим существует внутреннее напряжение между официальной линией раввинов и партий и растущим числом тех, кто находит для себя религиозное обоснование участия в обороне государства. Специальные части и программы ЦАХАЛ для ультраортодоксов, такие как батальон «Нецах Йегуда», новые формирования типа бригады «Хашмонаим» и программа «Шлав бет», демонстрируют наличие определенной группы харедим, готовых служить при соблюдении жестких религиозных требований. Однако масштаб этих попыток остается ограниченным: речь идет о нескольких тысячах человек на фоне десятков тысяч ежегодных призывных когорт.
Важный элемент гражданско-военного разрыва — это восприятие армии как института «секуляризирующего давления». Исторический опыт харедим, включая ранние конфликты вокруг соблюдения шабата, кашрута и гендерной сегрегации, сформировал устойчивое представление о службе как угрозе целостности религиозного образа жизни. Современные опросы и интервью показывают, что значительная часть ультраортодоксальных семей боится не столько физических рисков службы, сколько риска религиозной и культурной ассимиляции детей в светском окружении. Эти страхи частично подтверждаются данными о постслужебной траектории ультраортодоксальных призывников: заметная доля тех, кто проходит срочную службу, действительно отходит от строгого харедимского образа жизни. Однако исследования показывают, что многие из них находились на траектории выхода из общины еще до призыва, а непосредственный эффект армии часто переоценивается.
В совокупности гражданско-военный разрыв приобретает форму взаимного недоверия: значительная часть общества воспринимает харедим как «уклоняющихся от общенационального бремени», тогда как харедим видят в армии институт, пытающийся «перевоспитать» их молодежь. В условиях затяжной войны и усиливающегося давления со стороны резервистов и их семей это недоверие может трансформироваться в устойчивую линию раскола, сопоставимую по глубине с историческими религиозно-этническими разделениями в других странах Ближнего Востока.
Сравнительная перспектива: израильский кризис на фоне глобальных моделей призыва
Израильский кейс уникален, но не изолирован. Сравнение с другими моделями призыва позволяет лучше оценить границы возможных решений и рисков.
Североевропейские страны, такие как Финляндия, демонстрируют один полюс спектра: они строят модель широкого, почти универсального призыва, основанного на высокой легитимности института армии и минимальном числе исключений. В Финляндии мужчины проходят службу продолжительностью 165, 255 или 347 дней, после чего переводятся в мощный резерв, который к 2031 году планируется довести до миллиона человек путем повышения возрастного порога для резервистов. Эта модель держится на двух предпосылках: высокой доверительности гражданско-военных отношений и отсутствии крупных секторов общества, принципиально отказывающихся от участия в обороне по религиозным или идеологическим причинам.
Южная Корея демонстрирует другую линию — постепенное признание права на отказ от военной службы по убеждениям под давлением Конституционного суда и международных институтов. Реформа конца 2010-х годов привела к созданию альтернативной гражданской службы, однако ее срок (36 месяцев) значительно превышает длительность военной службы и критикуется как по сути карательная мера, призванная нивелировать чувство несправедливости у служащих, а не обеспечить реальный баланс прав и обязанностей.
В Европе прецедентным стало решение Европейского суда по правам человека по делу Bayatyan v. Armenia 2011 года, в котором отказ от военной службы по религиозным мотивам был признан элементом свободы мысли, совести и религии, а отсутствие адекватной альтернативной службы — нарушением Конвенции. Этот прецедент стимулировал реформы в ряде государств, где до того времени альтернативная служба либо отсутствовала, либо носила явно карательный характер.
На Ближнем Востоке пример Ливана показывает, к чему может привести институционализация жестких конфессиональных квот и неравномерного распределения обязанностей и ресурсов между религиозными общинами. Конфессиональная система, призванная обеспечить баланс, привела к политическому параличу, хронической неэффективности государства и зависимости от внешних акторов.
Израиль занимает промежуточную позицию. С одной стороны, он сохраняет модель массовой армии и значительного резерва. С другой — сочетает ее с растущим объемом исключений, прежде всего для харедим и значительной части арабского населения, что делает пропорцию «фактически служащих» заметно ниже, чем заявленный принцип всеобщего призыва.
В отличие от европейских кейсов, где признание права на отказ от службы строится вокруг индивидуальных убеждений и индивидуализированных механизмов альтернативной службы, в Израиле речь идет о субнациональном секторе, который определяет свою идентичность именно через коллективное несогласие с моделью государства и его институтов. Широкомасштабная интеграция такого сектора в армию требует не только правовых и административных решений, но и глубокой трансформации отношений между религиозными элитами, политической системой и армейским руководством.
Международный контекст и восприятие союзниками
Кризис вокруг призыва харедим имеет и внешнеполитическое измерение. Израиль остается одним из ключевых военных партнеров Запада, обладающим одной из самых технологически развитых армий и значительным экспортным потенциалом в сфере вооружений. По данным SIPRI, оборонные компании Израиля в 2023–2024 годах демонстрировали рекордный рост выручки на фоне войны в Газе и роста мирового спроса на вооружения.
Союзники, инвестирующие в безопасность Израиля политический и материальный капитал, вынуждены учитывать и внутреннюю устойчивость израильского общества. Рост восприятия внутренних социально-национальных угроз как более значимых, чем внешние, фиксируемый опросами INSS и JPPI, влияет на международную оценку рисков.
Одновременно финансовое давление — рост долга до примерно 69% ВВП и дефицита до 6,8–6,9% в 2024 году на фоне войн и увеличения оборонных расходов — поднимает вопрос о том, насколько устойчиво Израиль может продолжать нынешний уровень милитаризации без расширения налоговой и трудовой базы.
Международные финансовые институты и рейтинговые агентства уже отреагировали понижением рейтингов, что повышает стоимость заимствований и ограничивает маневр.
С точки зрения внешних партнеров, реформа режима призыва и более широкое вовлечение харедим в службу, работу и уплату налогов могут рассматриваться как индикатор способности Израиля адаптироваться к долгой войне, не разрушая социальную ткань и не подрывая экономическую базу безопасности. В этом смысле судебные решения 2024–2025 годов, несмотря на их внутреннюю конфликтность, могут восприниматься как элемент институциональной коррекции траектории, которая в противном случае вела бы к нарастающей несбалансированности системы.
Стратегические сценарии и рекомендации
С учетом описанных факторов можно выделить несколько ключевых сценариев, каждый из которых имеет собственные риски и возможности. Речь не идет о взаимоисключающих траекториях: на практике они могут сочетаться или сменять друг друга.
Первый сценарий — минимальное исполнение судебных решений без изменения политической логики. В этом случае правительство формально выполняет требования суда: прекращает финансирование ешив, чьи учащиеся не подлежат призыву, инициирует ограниченное количество уголовных дел против наиболее очевидных уклонистов и рассылает десятки тысяч повесток студентам религиозных заведений.
Фактически же система продолжает саботировать глубокую интеграцию харедим: армия ограничивается точечными программами, общины организованно вырабатывают способы ухода от службы, а политические элиты ищут юридические и бюджетные обходные пути. В краткосрочной перспективе это снижает риск резкой эскалации конфликта, но закрепляет долгосрочную неустойчивость: демография продолжает работать против модели массовой армии, доверие «служащей» части общества к институтам падает, а роль суда как единственного агента изменений усиливает институциональные трения.
Второй сценарий — силовой вариант принудительной интеграции, при котором государство резко усиливает уголовное и экономическое давление на уклонистов, сокращает льготы и пособия и последовательно добивается роста доли харедим в армии. Такой подход опирается на формальный принцип равенства, но игнорирует глубину религиозных и культурных установок общины. В краткосрочной перспективе он может дать рост показателей призыва, но с высокой вероятностью приведет к радикализации харедимских районов, усилению протестов, росту правонарушений и углублению политического кризиса. Международное право не запрещает государству требовать военной службы, но правоприменительная практика ООН и Европейского суда по правам человека показывает, что принудительные меры без реальной альтернативы могут вызвать критику и ослабить внешнюю поддержку.
Третий сценарий — инкрементальная интеграция через институционализированную альтернативную службу и специализированные военные форматы. В этой модели государство и армия исходят из признания специфики общины харедим и строят гибридную систему: часть молодежи проходит службу в специализированных частях (таких как «Хашмонаим», религиозные подразделения в пехоте, тылу, киберобороне и ВВС) с жесткими гарантиями соблюдения религиозных норм, другая часть вовлекается в расширенную альтернативную гражданскую службу в структурах типа МАДА, ЗАКА, службы спасения и социальной помощи.
Ключевым элементом такой модели становится формализованный диалог с религиозными элитами и закрепление параметров службы в нормативных актах уровня Генштаба и закона, а не в неформальных договоренностях, которые легко нарушить при смене командиров или правительства. Важно, что альтернативная служба должна быть достаточно долгой и интенсивной, чтобы восприниматься не как «легкий выход», а как равноценный вклад, но при этом не носить явно карательный характер, как это происходит в некоторых других странах.
Четвертый сценарий — глубокая институциональная реформа модели обслуживания безопасности, в которой Израиль частично отходит от классической схемы всеобщего призыва к более гибридной конфигурации: сокращает срок службы для основной массы призывников, усиливает профессиональный компонент, вводит обязательную национальную службу (военную или гражданскую) для всех групп населения, включая арабских граждан и харедим, и перераспределяет функции между армией, гражданскими структурами и частным сектором.
Такая реформа наиболее сложна политически, но лучше всего отвечает демографическим и экономическим реалиям: она снижает нагрузку на ядро «несущих бремя» призывников, создает для харедим и других групп понятные траектории участия в обороне и общественных услугах и позволяет более рационально использовать ограниченные человеческие ресурсы в условиях длительной войны.
Для внешних партнеров Израиля и международных институтов ключевые элементы ответственной стратегии выглядят следующим образом.
Во-первых, прозрачность и предсказуемость правового режима. Независимо от выбранной конфигурации, государство должно избегать режима постоянных «временных» законов, пролонгаций и фактического саботажа решений судов. Стабильная и ясная правовая рамка снижает риск политических кризисов и судебно-политических коллизий.
Во-вторых, инвестиции в базовое образование харедим и других групп с дефицитом core curriculum. Без интеграции в современную экономику любые попытки расширить призыв неизбежно упираются в ограниченную пригодность значительной части молодежи к высокотехнологичным и командным ролям в армии. Экономические оценки OECD и израильских экономистов показывают, что без этой образовательной реформы любая модель станет фискально неустойчивой.
В-третьих, поддержка программ, усиливающих гражданско-военные мосты. Речь идет о форматах совместного обучения, резервистских программах, смешанных командах и институтах, где представители харедим, светских, арабов и других групп взаимодействуют в режиме кооперации, а не конфликта. Успех таких форматов в Финляндии и других странах показывает, что легитимность призыва определяется не только законом, но и качеством опыта службы.
Наконец, в-четвертых, учет международно-правовых стандартов в области свободы совести и религии. Израиль как демократия, позиционирующая себя на фоне авторитарных режимов региона, объективно заинтересован в том, чтобы внутренние меры по призыву харедим не воспринимались как репрессивные практики против религиозного меньшинства. Уважение к структурам убеждений при одновременном требовании реального вклада в безопасность и общественное благо — ключ к минимизации внешнеполитических и правовых рисков.
Кризис вокруг призыва харедим — это не частный спор о распределении ночных дежурств в армии. Это узловая точка, в которой пересекаются демографическая траектория, архитектура национальной безопасности, конфигурация коалиционной политики и глубинные вопросы о том, каким образом еврейское государство сочетает свою религиозную и демократическую идентичность.
Судебные решения 2024–2025 годов задали жесткую рамку, в которой откладывать решение больше невозможно. На ближайшие годы Израиль входит в период, когда любая стратегия — от минимального исполнения до глубокой реформы — будет проверять на прочность не только боеспособность ЦАХАЛ, но и устойчивость израильского социального контракта в целом.