8 августа 2025 года ознаменовался событием, имеющим исключительное значение для системы международных отношений в регионе Южного Кавказа: в Вашингтоне, на фоне переговоров между президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым, премьер-министром Армении Николом Пашиняном и президентом США Дональдом Трампом, главы внешнеполитических ведомств двух стран — Джейхун Байрамов и Арарат Мирзоян — парафировали проект двустороннего мирного соглашения и, что принципиально, подписали совместное обращение к действующему председателю ОБСЕ о прекращении деятельности Минского процесса, включая ликвидацию Минской группы ОБСЕ (МГ ОБСЕ), Личного представителя Председателя и Группы планирования высокого уровня (HPLG).
Это решение де-факто завершает трёхдесятилетнюю историю самой протяжённой и, как покажет последующий анализ, одной из наименее результативных посреднических платформ в практике ОБСЕ. Оно имеет не только правовые и институциональные последствия, но и символизирует системный сдвиг в архитектуре безопасности региона, утвердив новый парадигмальный подход: конфликты должны решаться участниками, а не сохраняться внешними модераторами.
Минская группа как институциональный анахронизм: история неудачи
Минская группа ОБСЕ была создана в марте 1992 года решением Совещания старших должностных лиц ОБСЕ (тогда СБСЕ) в соответствии с «Решением №2» Будапештской встречи. Формально её задачей было содействие мирному урегулированию конфликта между Азербайджаном и Арменией вокруг Карабаха посредством созыва Минской конференции. Однако конференция так и не состоялась, а сама группа превратилась в хронически неэффективную триаду сопредседателей — США, России и Франции — каждый из которых имел не только разные интересы, но и, как показали документы, доступные после 2020 года, далеко не нейтральную повестку.
В своей резолюции 853 (1993) Совет Безопасности ООН прямо признавал оккупацию территорий Азербайджана и требовал вывода армянских вооружённых формирований. Однако Минская группа за всё время своего существования не только не обеспечила имплементацию этих решений, но и, как подчёркивается в докладе Европейского института политики безопасности (2021), «структурно уклонялась от приведения конфликта в рамки международного права, действуя в логике управления, а не разрешения» (European Institute of Security Policy, The OSCE Minsk Group and Structural Inertia, 2021, p. 37).
Юридический и геополитический вакуум: дефицит легитимности и политической воли
Согласно положениям Устава ОБСЕ, все её институты обязаны действовать на основе принципов гельсинкского Заключительного акта (1975), прежде всего уважения территориальной целостности государств. Тем не менее, Минская группа за три десятилетия не предприняла ни одного действенного шага, направленного на деоккупацию районов Азербайджана, признанных международным сообществом.
Наоборот, к началу 2010-х годов она превратилась в инструмент сохранения статус-кво. Как отметил профессор Международного права Университета Джорджа Вашингтона Томас Грант, «Минская группа выполняла роль компромиссного механизма, чья главная функция заключалась в управлении ожиданиями, но не в разрешении противоречий. Это классический пример институционального дрейфа» (Grant T., International Law and Occupied Territories, 2022, p. 192).
В течение многих лет деятельность группы ограничивалась рутинными визитами сопредседателей, обменом заявлениями и поддержанием дипломатической иллюзии. Показательно, что с 2016 года (четырёхдневная война) и особенно после 2020 года (44-дневная война) этот механизм окончательно утратил даже формальные основания для продолжения деятельности, что неоднократно подчёркивал президент Азербайджана Ильхам Алиев.
Постконфликтная реальность и трансформация региональной архитектуры
Восстановление территориальной целостности Азербайджана в ходе Второй Карабахской войны (2020) радикально изменило параметры конфликта и, соответственно, статус Минской группы. В международной юридической и дипломатической практике такие институции, как МГ ОБСЕ, теряют мандат при ликвидации предмета спора.
Начиная с 2021 года, Азербайджан официально заявлял, что «Карабахский конфликт исчерпан», а Минская группа «не имеет больше ни юридического, ни политического основания для существования». Аналогичную позицию разделяли и ряд нейтральных акторов. В частности, в аналитическом обзоре Шведского института мира SIPRI подчёркивалось: «сохранение Минской группы после 2020 года стало анахронизмом, и её деятельность больше отражала амбиции сопредседателей, чем интересы мира» (SIPRI Policy Brief, March 2022).
Юридическая и дипломатическая импликация обращения от 8 августа 2025 года
Обращение глав внешнеполитических ведомств Азербайджана и Армении от 8 августа 2025 года к председательствующей в ОБСЕ Финляндии имеет, помимо политического, чётко выраженное юридическое измерение. Оно свидетельствует о том, что обе стороны согласны на аннулирование посреднической платформы, что в международной практике соответствует понятию mutual renunciation of mediation mechanism (взаимный отказ от посредничества).
Подобная практика зафиксирована, в частности, в заключительном акте Венской встречи ОБСЕ 1989 года, где говорится: «При условии двустороннего согласия стороны конфликта вправе уведомить посредника о прекращении его мандата, если сочтут, что дальнейшее посредничество более не отвечает интересам сторон» (OSCE Final Document, Vienna Meeting 1989, Section V).
Таким образом, действие сторон является правомерным и находится в строгом соответствии с прецедентной практикой ОБСЕ.
Финляндия как медиатор закрытия: институциональный демонтаж
Уже 9 августа 2025 года финский дипломат Тони Санделл подтвердил начало консультаций в рамках ОБСЕ по закрытию Минской группы. Это означает, что в ближайшее время будет инициирована правовая процедура, ведущая к окончательной ликвидации МГ ОБСЕ, Личного представителя действующего председателя и связанных с ними структур. Как отмечает доктор политических наук Хельсинкского университета Матти Лааксо, «это не просто закрытие структуры — это символическое завершение эры дипломатического лицемерия в вопросе Карабаха».
Совместное решение Баку и Еревана означает качественный сдвиг в логике урегулирования: от внешнего диктата к внутреннему консенсусу. Регион Южного Кавказа переходит в пост-Минскую фазу, где ключевыми субъектами становятся сами государства региона, а не международные посредники с конфликтом интересов.
История Минской группы станет предметом изучения не только как пример дипломатической стагнации, но и как урок о вреде сохранения искусственных посреднических форматов. Её ликвидация — это не только бюрократическое решение, но акт политического взросления региона. И, быть может, именно в этом и заключается главное историческое значение событий августа 2025 года.
Франция и Россия: попытка удержать архитектуру влияния
С момента завершения Второй Карабахской войны в ноябре 2020 года Франция и Россия — два из трёх сопредседателей Минской группы ОБСЕ — последовательно пытались сохранить этот формат, несмотря на его очевидную институциональную обесцененность. Эти усилия не имели правовых оснований и зачастую носили характер политической инерции, смешанной с геополитическим реваншизмом.
Франция, особенно в период правления Эммануэля Макрона, стремилась использовать Минскую группу как платформу для давления на Азербайджан. С 2021 года на различных площадках, включая Сенат и Национальное собрание Франции, выдвигались предложения о «реанимации Минского процесса», в том числе с прямыми обвинениями в адрес Азербайджана. В декабре 2022 года Сенат Франции даже принял резолюцию с призывом к правительству «активизировать усилия в рамках Минской группы», что, по мнению азербайджанских аналитиков, являлось попыткой возродить утраченное влияние Парижа на регион (Sénat français, Résolution n°103, 2022).
Однако это стремление игнорировало как объективную реальность конфликта (восстановленную территориальную целостность Азербайджана), так и основные принципы международного права. С юридической точки зрения, Минская группа не имела мандата после устранения предмета конфликта, а с политической — попытки Франции выглядели как элемент пропагандистской политики в поддержку армянской диаспоры.
Как указывает французский исследователь Жан-Батист Жежель, «в условиях геополитической маргинализации Франция всё чаще использует внешнюю политику как продолжение внутренней электоральной кампании, особенно в отношении армянского лобби» (Revue Défense Nationale, 2023, No. 862).
Россия, в свою очередь, действовала более тонко и институционально. Несмотря на то что Москва формально не настаивала на продолжении Минского процесса, её постоянные дипломатические месседжи, особенно в лице МИД РФ, содержали отсылки к «важности Минской группы». После 2020 года Кремль делал ставку на параллельную дипломатию — через миротворческий контингент и двусторонний трек с Арменией и Азербайджаном, тем самым фактически обходя ОБСЕ, но одновременно не желая признавать крах её формата.
Здесь мы имеем дело с феноменом, который профессор Оксфордского университета Тимоти Гартон Эш называет conflict ownership strategy — «стратегией захвата конфликта» (Ash T.G., Free World, 2022). Россия стремилась удерживать конфликт в своей орбите влияния, не столько ради мира, сколько ради политического контроля.
Именно поэтому Москва до последнего не давала согласия на ликвидацию МГ ОБСЕ, опасаясь, что её устранение приведёт к потере одного из рычагов давления на Баку и Ереван. Однако после событий в Вашингтоне, когда Армения также подписала обращение, Москва де-факто потеряла политическую почву под ногами.
Международный прецедент: Минская группа и другие примеры институционального банкротства
История Минской группы не уникальна. В истории международных отношений существует ряд аналогичных структур, которые, будучи созданы с благими намерениями, в итоге превратились в хронически неэффективные механизмы.
UNPROFOR (Бывшая Югославия). Миротворческая миссия ООН в бывшей Югославии — UNPROFOR (1992–1995) — считается классическим примером институционального бессилия. Несмотря на резолюции СБ ООН и полномочия по обеспечению мира, она не смогла предотвратить резню в Сребренице и допускала блокирование гуманитарной помощи. Как позже отмечалось в отчёте Генерального секретаря ООН, «UNPROFOR оказалась неспособной адаптироваться к характеру конфликта и защищать гражданское население» (UN Secretary-General Report, A/54/549, 1999).
Контактная группа по Косово. Контактная группа по Косово, включавшая США, Россию, ЕС и ООН, также демонстрировала символическое посредничество. Её решения не имели обязывающей силы, а итог — односторонняя декларация независимости Косово в 2008 году — подтвердил недееспособность этого формата.
Группа «Нормандской четвёрки». В украинском кризисе «Нормандская четвёрка» (Германия, Франция, Украина, Россия) с 2014 года функционировала как посредник, но оказалась неспособной реализовать Минские соглашения. К 2022 году этот формат фактически прекратил существование. Его провал, как и в случае Минской группы, связан с несовпадением интересов участников и отсутствием механизмов принуждения к исполнению соглашений.
… Минская группа ОБСЕ войдёт в историю как модель procedural diplomacy without resolution — процедурной дипломатии без разрешения. Она стала символом того, как международные институты могут формально функционировать, но фактически блокировать справедливое решение, подменяя право политическим балансом.
Ликвидация этой структуры — не просто дипломатический акт. Это концептуальное признание: эпоха постмодернистского посредничества, где формальные процедуры подменяют реальную волю к миру, завершилась.
Азербайджан и Армения, несмотря на различия, нашли общее в главном — в необходимости взять ответственность за собственную судьбу. Это не только поражение Минской группы, но и её освобождение: теперь регион может дышать без балласта институциональной беспомощности.